Как бороться с психологическим давлением со стороны героев материалов? И нужно ли?

Отвечают Глеб Яровой, Максим Поляков и Надежда Абдрашитова

Просьбы о том-то написать, а про это умолчать. Звонки с вопросами, когда, наконец, выйдет текст. Щедрые угощения во время встречи. Из-за всего этого и не только журналист может почувствовать, что он чем-то обязан своему собеседнику. Можно ли избежать таких ситуаций? Что делать, если они все-таки случились? И вообще, стоит ли дистанцироваться от героя, ведь ты в любом случае не будешь объективным?

Мы спросили Глеба, Максима и Надежду: «Как противостоять психологическому давлению со стороны героев?» У спикеров были и вопросы в помощь (на них можно было не отвечать, но они могли подтолкнуть к размышлению):

1) Как понять, что происходит психологическое давление? Чувствуешь, что что-то обязан человеку — например, определенным образом написать текст? Испытываешь к герою симпатию? Что-то еще?

2) Стоит ли этому противостоять? Какие есть для этого есть способы?

3) Если говорить в целом про дистанцию в отношениях с героем, какие есть способы ее сохранять?

Глеб Яровой

(«Валаамские миллиарды»«Деревенщина, “хозяин”, садист»«ПУП земли Карельской»)

– Давайте сразу разделим «героев» на «хороших» и «плохих». От этого будет зависеть, надо ли «противостоять» «давлению» со стороны «героя».

Ситуация первая: «герой» — однозначно «плохой». Предприниматель, обдирающий клиентов, оставляющий людей без жилья. Коррупционер, ворующий деньги налогоплательщиков, или мент (в широком смысле слова), пытающий подозреваемого, задержанного, осужденного. Какое с его стороны может быть давление? «Не пишите обо мне ЭТОГО, или хуже будет»? Ну, если это история про совсем плохого парня и есть угроза физического насилия, каждый решает сам, стоит ли идти на риск. Я считаю, что не стоит. Найдется кто-то, кто сделает это лучше тебя (к тому же у этого лучшего нет троих детей, которых надо «поднимать»). Слишком прагматично? Возможно. Непрофессионально (а как же общественный интерес…)? Скорее всего. Но наверное, лучше сделать много хороших историй и дожить до пенсии в безвестности, чем одну великую и умереть знаменитым.

Если же «будет хуже» не угрожает твоей жизни и возможности «поднимать» будущие поколения, то — вперед, на проверку границ возможностей «плохого». У меня пока дальше судов, угроз «отп***ить» и нелепого «сопровождения» не заходило, а это нельзя считать угрозой жизни и вот этого всего по поводу будущих поколений.

В любой из этих ситуаций надо выслушать «героя», если он готов говорить по теме, сделать про него историю и ждать. Чаще всего угрозы остаются словесными, потому что ведь ты и твой редактор — молодцы и сделали все (фактчек и прочее) правильно.

Ситуация вторая: «герой» — однозначно «хороший». Обманутый дольщик, родственник невинно осужденного или сам невинно осужденный, мирный последователь странного религиозного учения, активист, борец или страдалец. В общем, типажей «хороших» героев, кажется, гораздо больше, чем «плохих».

Здесь, на первый взгляд, все намного сложнее. Потому что профессиональное сообщество (журналистский цех) ставит перед тобой вопросы типа: Как понять, что происходит давление со стороны героя? Начинаешь ли чувствовать, что чем-то обязан человеку? Испытываешь ли к герою симпатию? Как этому противостоять? Какие есть способы сохранять дистанцию в отношениях с героем?

Мой ответ на все эти вопросы (да, не комильфо, но все же): «А зачем, к чему все это?» То есть я искренне не понимаю, зачем противостоять «давлению» со стороны «хорошего» героя и зачем «соблюдать дистанцию»? Что произойдет плохого, если ты с «героем» сблизишься настолько, чтобы действительно начать переживать его историю, как свою?

Ты сможешь написать «нейтральный» текст, вознестись над всем этим бренным миром «картезианским разумом» и раскрыть проблему настолько полно и объективно, чтобы ни у кого из читателей, будь они кровопийцы или миротворцы, ватники или либерасты, православные или атеисты, не сложилось предвзятого отношения к герою и теме? Тогда я тебя поздравляю, ты работаешь в информагентстве, ты профессионал высокого уровня. А я — нет.

Я не хочу объективности и нейтральности, потому что ее не существует. Я хочу эмоций, даже если они «неправильные», я хочу вызывать эмоции у читателя, даже если они разные.

Я сопереживаю героям открыто, не пытаясь сохранять дистанцию. Я готов писать о друзьях, родственниках, коллегах и врагах, если они того заслуживают, не надевая при этом маску «нейтрального» журналиста. Готов помогать «героям» всем, что есть в моем распоряжении — временем, связями, знаниями, умением писать на русском языке без ошибок и общаться на равных с теми, с кем они не умеют быть на равных, деньгами, эмоциями. Это все не влезает в «профессиональные стандарты»? Плевать с высокой колокольни.

Не существует никаких «стандартов», все стандарты кем-то когда-то выдуманы, изменчивы, временны. У нас по жизни итак достаточно всяких ограничений, «рамок», за которые мы не можем выходить по куче причин. Давайте не создавать себе дополнительных.

Ну и лирика: у нас в стране все проблемы от того, что никто не хочет быть человеком — ни чиновник, ни полицейский, ни бизнесмен, ни учитель. Все — просто какие-то функции, ограниченные профессиональными стандартами и черт знает чем еще. Если журналист будет человеком, а не функцией, хуже не будет точно.

Максим Поляков

(«Узница прошлого. Как судимость 30-летней давности лишила воркутинку Ирину Бондаренко родного внука»)

– Уже много лет во время общения с героями я держу одно простое правило — ничего им не обещать. Ни опубликовать текст к определенной дате (очень часто герои просят сделать это до или после определенной даты), ни вставить в текст какую-то важную, по их мнению, цитату (это одна из самых частых просьб), ни замалчивать какие-то факты, которые кажутся им неподходящими. Это очень важная отправная точка для — нельзя допустить малейшего давления. Если герой раз почувствует твою слабину, ты рискуешь попасть в эту ловушку много раз.

Такие ситуации практически всегда заканчивались хорошо, когда я общался с публичными персонами. Им по статусу не положено продавливать журналиста (возможно, они будут потом давить на директора, но в своем директоре я уверен). А те, кто пытался это сделать, получали тактичный, но твердый отказ.

В редких случаях, когда и это не помогало, я использовал свой любимый прием — «Пойти вам навстречу или нет, будет решать главный редактор».

Куда сложнее сохранять дистанцию во время подготовки текста о героях, которых ты знаешь, или которым симпатизируешь. Очень многие из них уверены, что я должен написать «красивый» текст, репортаж без сложных вопросов, сладкий очерк. Иногда я и сам даю основания так думать, потому что мне по-человечески симпатичны вещи, которые они делают. Они знают об этом по моим социальным сетям.

В момент, когда такой герой просит меня «нарисовать» в репортаже картинку лучше или хуже того, что есть на самом деле, или не задавать неудобные вопросы, я делаю первую попытку отбить «атаку». Обычно я говорю, что, слава богу, работаю в свободном СМИ, где нет цензуры, а мэр или губернатор не запрещает публиковать нам тексты. И что наши читатели знают про это, потому что единственный ресурс, который у нас есть, — это наша репутация.

Но у этого есть и другая сторона. Это принципиальное понимание того, что неудобные вопросы мы задаем и героям, которые думают, что мы изначально на их стороне в конфликте с государством в любом его проявлении — с полицейским, чиновником, врачом или учителем.

Здесь важна правда, какой бы она ни была. И от этого выиграют и общество, и наши читатели. То есть мы не можем публиковать полуправду.

Если этот аргумент не работает, то я увожу беседу в другую сторону. Я говорю о том, что текст без каких-то деталей или подробностей будет непрофессиональным. Этого я позволить не могу. Опять-таки, дело в репутации. Здесь хорошо работает сравнение с государственными СМИ. «По телевизору рассказывают о том, как хорошо живется в России, а потом ты открываешь свой кошелек и понимаешь, что они врут или попросту недоговаривают. Это злит очень многих. Даже моя мама, привыкшая искать простые ответы в телепрограммах, чувствует это. И злится. Я бы не хотел, чтобы наши читатели тоже злились».

Если и после этого от героя поступают просьбы, я использую последний тактический прием — я обещаю подумать об этом. Не сделать так, как он просит, а подумать об этом после того, как я переслушаю диктофонные записи или перечитаю свои заметки в блокноте. В этот момент я всегда подчеркиваю, что окончательное решение будет принято после этого.

Недавно я обсуждал эту тему со студентами факультета журналистики, которые уже около двух лет пишут тексты для «7х7». Я не претендовал на то, что знаю правильные ответы на вопросы: «Стоит ли симпатизировать герою? Стоит ли противостоять этому?» Я рассказал о своем опыте.

Для себя я это формулирую так: «Симпатизировать герою нельзя, но нужно проявлять интерес. Герой по-настоящему должен быть интересен прежде всего тебе. Тогда он расскажет больше, чем ты рассчитываешь».

Добиться этого, как мне кажется, можно с помощью простых вопросов — о том, что он делал сегодня утром, о его быте или семье, подмечать что-то в его одежде или обстановке в квартире и спрашивать об этом.

Моя коллега рассказала историю о том, что один из гражданских активистов обиделся на то, как она с ним разговаривала во время подготовки статьи. Он переживал, что наше издание освещает тему недостаточно и не под нужным ему углом. Журналист переживала как раз из-за возникшей сложности в общении с героем. Я спросил ее: «Ты уверена, что задала все нужные вопросы? Что собрала всю фактуру? Что выбранный ракурс верный?» Она ответила утвердительно.

Единственное, что я мог сделать в этой ситуации, — успокоить ее: «Жизнь длинная. Если ты сработала профессионально, то герой, возможно, будет какое-то время дуться, но потом успокоится. Не обращай на это внимание. Ты должна быть уверена, прежде всего, в себе, в том, что ты сделала свою работу профессионально. А если в будущем будут возникать такие ситуации, то вали все на редактора, то есть меня. Я найду способ вежливо отказать».

Надежда Абдрашитова

(«Почему в Башкирии некоторые полицейские стали самоубийцами»)

  1. Как понять, что происходит давление?

Я [это] понимаю, когда герой неоднократно звонит и спрашивает, когда ждать следующего материала — о нем, о его проблеме, о его идее.

Когда то, что его не устроило, он может запросто вынести в социальных сетях на всеобщее обозрение с посылом вроде: «Посмотрите, как журналисты этого издания осветили эту проблему (и как нужно было ее осветить должным образом — на его взгляд)». Иногда даже указывают аккаунт самого журналиста. Считаю, что когда это происходит — проблема с давлением уже перешла какие-то границы контроля. В этом случае спорить с героем бесполезно (например, убеждать его в том, что помимо его стороны обязательно должна быть другая), проще прекратить с ним общение.

При всей возможной симпатии к герою — а такое бывает довольно часто, особенно, если его проблема действительно очень актуальна и ты, вникая в нее, начинаешь ему сопереживать просто по-человечески — прежде всего, ты журналист, а не психолог или психотерапевт. Бывает так, что герой звонит вам в 7 утра или в 11 вечера.

Вторжение в личное пространство важно, мне кажется, пресекать. Иначе можно дождаться профессионального выгорания.

2. Стоит ли этому противостоять? Какие у вас есть способы для этого?

Стоит. Причины обозначены выше. Способ верный и самый простой — ограничить общение, посоветовать другого специалиста. Например, другого журналиста. Это на случай, если вашего героя не устроила ваша работа. Бывает так, что после этого герой сам выходит на связь и общение продолжается уже в привычном ключе.

3. Если говорить в целом про дистанцию в отношениях с героем, какие у вас есть способы ее сохранять?

Стараться не распространяться о личном, не делиться с героями своими переживаниями, примерами из жизни, не встречаться с ним после работы в кафе, обсуждая что-то из своей жизни. То есть не материал, который готовится к выпуску. Все это так или иначе может повредить вашей работе, вашим рабочим отношениям.