«Я этого не говорил. Вы меня неправильно поняли. Я запрещаю вам это использовать»

Навеяно постом коллеги, главного редактора «Таких дел» Анастасии Лотарёвой в Фейсбуке:

«Каждый раз, когда журналисты носят текст спикеру на согласование, где-то радуется один Александр Александрович Жаров, председатель Роскомнадзора и мужчина в целом неприятный (частное оценочное суждение).

Каждый раз, когда руководитель СМИ говорит “а мы такие клевые и всегда согласовываем” (регулярно вижу в комментариях, натурально) — не знаю, кто радуется, но не исключаю, что Сатана.

Не надо так, по возможности избегайте этого, извините, вырвалось»

Спикеры разные. Одного не остановить. Из другого слова не вытянешь. Этот говорит без умолку, но ни слова по теме. Иной приглашает на интервью своих друзей или подчинённых, чтобы вовремя пнули его по коленке под столом. Не проблема. Мы любого разговорим, даже пинальщиков по коленкам, работа такая.

Одна типичная ситуация из жизни журналиста

Однако после того как беседа закончилась и диктофон выключен, многие респонденты начинают мучительно вспоминать обо всём сказанном, задумываться о последствиях, сомневаться во всём на свете и с ужасом смотреть на то, как вы упаковываете свой мультирюкзачок и вот-вот уйдёте. «Ааа… Эммм… А вы мне потом пришлёте текст на согласование?»

Тут начинается то, чем и хочется поделиться. Нам, журналистам, смешно, а спикерам не до шуток.

— А вы потом пришлёте текст на согласование?

— На согласование? Кому?

— Ну мне… Нам.

— Вы про текст статьи или про расшифровку?

— Лучше статьи, конечно.

— А зачем?

(долгая пауза)

— Ну… Просто.

— Давайте подскажу: вы хотите проверить статью на предмет ваших неосторожных высказываний и контекст в целом.

(более долгая пауза)

— Ну, я просто хочу проверить, всё ли вы правильно передали. Мало ли.

— Смотрите: это диктофон, это камера. Уверяю вас, всё будет расшифровано слово в слово.

— Понимаете, мы же не можем вот просто так давать интервью. Нам же надо понимать, что вы напишете.

— Вот мы напишем, и вы всё поймёте.

— Нет. Я ПРОШУ вас прислать мне текст на согласование.

— Но я не согласовываю текст ни с кем, кроме своего главного редактора.

— Тогда я запрещаю вам использовать… Использовать… Вот эти ваши записи.

— Вы согласились на интервью. Вы знаете кто я, откуда я. Вы видели камеру и диктофон. Вы отвечали на мои вопросы. Теперь вы не можете мне запретить использовать это. Я пришлю вам расшифровку нашей беседы, но не на согласование. Возможно, я переформулирую некоторые ваши фразы в соответствии с нормами русского языка. Мне надо лишь ваше согласие на это. Переписку, кстати, я тоже сохраню.

Примерно такие диалоги бывают с чиновниками, если они вас не знают и привыкли к визитам представителей «лояльной» прессы. Это худший сценарий. Скорей всего, больше эта персона с вами лично общаться не будет и коллегам не посоветует. Но нечто подобное приходится проговаривать не только людям в галстуках. Многие опасаются. Чего? Да чего угодно! Картошку у него попрут, может, если он вдруг случайно выдал номер садового участка. К этому надо быть готовым.

А как по закону?

И всё таки: как по закону? Имеет ли право спикер требовать согласования текста? Оказывается (узнали от региональных коллег, что и такое бывает) случаются в жизни журналиста отдельные экземпляры, которые требуют согласования текста, ссылаясь на закон «О СМИ».

Читаем закон:

«Цензура массовой информации, то есть требование от редакции средства массовой информации со стороны должностных лиц, государственных органов, организаций, учреждений или общественных объединений предварительно согласовывать сообщения и материалы (кроме случаев, когда должностное лицо является автором или интервьюируемым), а равно наложение запрета на распространение сообщений и материалов, их отдельных частей, — не допускается»

Обратили внимание на то, что в скобочках? Мы напряглись и попросили комментарий у медиаюриста Центра защиты прав СМИ Светланы Кузевановой. Мы всегда обращаемся к Центру, если что-то непонятно, он помогает журналистам. И вот комментарий Светланы:

«В статье не говорится о том, что вы каждый раз обязаны согласовывать с должностными лицами — авторами и интервьюируемыми — текст, содержание интервью. Речь о том, что, если они об этом просят, это не будет считаться цензурой — как это определяет статья закона о СМИ. Закон просто исключают эту ситуацию из понимания «цензуры», защищая тем самым просьбы должностных лиц согласовать с ними материал. Но это не есть указание на то, что вы обязаны согласовывать текст интервью».

Мы попереписывались между собой в «Четвётром секторе»:

— То есть: просьба интервьюируемого согласовать интервью не считается цензурой, но согласовывать мы не обязаны?

И решили:

— Да.

Из личного опыта

В небольших городах вроде Перми полегче. Люди, особенно официальные лица, журналистов знают. И либо сразу отказывают под разными предлогами, либо соглашаются на интервью, понимая с кем имеют дело.

Наши рекомендации ни на что не претендуют. Это просто личный опыт, который тоже ни на что не претендует. Тем более, что рекомендации всего три:

  1. Достав камеру, диктофон и т.п., включите их сразу, а после скажите — так, чтобы записалось — что вы начали запись. Проговорите под запись, кто вы, с кем разговариваете и для чего ведёте запись. Будьте готовы успокоить собеседника. Скажите: «чтобы ничего не забыть».
  2. Помните: по закону вы не обязаны ничего ни с кем согласовывать. Посылайте расшифровки и отдельные фрагменты текста на согласование спикерам только тогда, когда это нужно ВАМ лично. Когда хотите удостовериться, что ничего не исказили, перефразировав или сократив исходную цитату. Когда сомневаетесь в том, верно ли поняли факты. Обязательно проговаривайте: вы посылаете текст не для того, чтобы согласовать, а для того, чтобы удостовериться, что всё изложено верно. Проговаривайте это ещё на этапе просьбы о согласовании, просто чтобы отучать спикеров от самой мысли о том, что можно требовать согласования.
  3. Не посылайте спикеру полный текст статьи. У нас в «Четвётром секторе» мнения на этот счёт расходятся, но я настаиваю: нельзя посылать спикеру полный текст статьи. Меня раздражает, когда интервьюируемые начинают писать что-то про «упущенные акценты». Моя статья — это моя статья и мои акценты.